Газета по-украински, 9 января 2019 года
10 человек погибли, более тысячи судебных решений и 3,5 тысячи задержанных. Такой результат двухмесячного противостояния во Франции. Движение «желтых жилетов», которое началось с 3% роста цен на топливо, в минувшие выходные пришло к очередной критической точке — попытки захвата государственного помещения. 5 января протестующие, взломав двери и окна, ворвались в одно из французских министерств.
Это было не первое столкновение. С начала акция сформировалась с элементами насилия. В первый день протестующие пытались пробиться в Елисейский дворец. В результате произошли и столкновения с полицией, и применения слезоточивого газа.
Один из законов протеста: насилие или останавливает протест (люди пугаются), или будет сопровождать акцию весь период, постоянно требуя повышать градус противостояния. Показательным стало то, что количество протестующих снизилось. Если 17 ноября в первый день протеста было заявлено о 120 тыс., то в минувшие выходные цифры просели до 25 до 50 тыс. человек.
Но уменьшение участников увеличило уровень агрессии с обеих сторон. Премьер-министр заявил о намерениях усилить ответственность за экстремизм во время акций протеста: запретить участие в них хулиганов и ношение масок.
И тут начинаются параллели с Революцией достоинства. Точнее с реакцией тогдашней власти на протесты. Напомню, что их восстановление в январе 2014 года — после традиционных для украинцев праздников — было простимулировано самой властью. А точнее — принятие парламентом «драконовских законов» 16 января, которые якобы направлялись против экстремизма (кстати, среди них и запрет балаклав). Киевские законы спровоцировали радикальных протестующих и привели к началу первой горячей фазы противостояния, которая продолжалась с 19 по 21 января. В результате мобилизация участников Майдана была не просто восстановлена после праздников, но переведена на другой — полумилитарный уровень.
Скажете — Париж не Киев. Да, хотя бы потому, что Янукович не шел на уступки, как это сделал Макрона. «Легитимный» решил давить. А Макрон сначала вывел из протестующих основную, хотя и инертную массу благодаря своим обещаниям.
Но в целом это не меняет законов протеста. Если компромиссами вывести из толпы инертную массу, в ней останутся только радикалы. Которых с одной стороны — ничего не сдерживает и не ограничивает, а с другой — и не поддерживает. Из-за собственной малочисленности они могут просто «рассосаться». И спровоцировав эту радикальную часть, протест не просто восстановится, он перейдет в другую — кровавую фазу противостояния.
Поэтому усиливать ответственность протестующих можно только тогда, когда сам протест или истек или власть уверена в своей победе. А не во время «игры». Если конечно ваша цель — преодолеть, а не разжечь насильственное противостояние.
Богдан Петренко
Конфликты с применением насилия - это не первый случай для перевозчиков. В частности, в прошлом году было минимум три таких случая на киевских пригородных маршрутах. Но тогда применяли взрывчатые вещества и поджоги маршруток. О чем это говорит?
Собственно, разборки были бы невозможны, если бы государство не только имело регулятивные функции, но и могло эффективно их применять. Речь идет обо всем — начиная от эффективности обращения в полицию, заангажированности судебной системы, и действенности исполнительной службы.
Все просто — когда не работает государственная система регулирования, начинают работать негосударственная система. И проявления работы негосударственной системы регулирования мы увидели сегодня утром.
Все это упирается в то, что есть неформальные и формальные способы захвата рынка. То есть, — есть коррупционные, а есть правовые требования. И когда они между собой начинают конфликтовать (например, нелегальные перевозчики, которые кому-то заплатили, с легальными, которые выполнили все правовые требования, но их не пускают на маршруты по каким-то формальным признакам) — вот тогда конфликт трансформируется в насилие. Потому что правыми себя считают обе стороны. Особенно, учитывая, насколько в Украине толерантно отношение ко взяткам и поверхностно-субъективное к праву (легитимны только те нормы, которые соответствуют «моим» интересам).
И если бы была эффективна государственная система регулирования — не было бы целесообразности существования и так называемых «титушек». Ибо только усилением уголовной ответственности или усилением полиции их не выведешь из украинской реальности.
Выход из карантина — это также и всплеск преступности. На всех направлениях, где есть контакт «человек-человек». Это не возврат в 90-е, как сейчас будут писать некоторые СМИ. Им выгодно запугать людей, сформировать недоверие к правоохранительной системе и государству в целом.
Но преступность действительно будет выше, чем в докарантинний период. Вероятно — на тот же период, что и карантин — то есть мы будем наблюдать рост 2-3 месяца, а затем произойдет стабилизация.
Почему не 90-е? Потому что тогда происходило становление рынка как явления, коренное изменение системы собственности, трансформация сознания, а государство и правоохранительная система переживали период становления. А сейчас это все уже есть, только происходит перераспределение в самом рынке.
Остановлена на 2,5 месяца экономика, которая затем запущена — это и новое, хотя и небольшое (по сравнению с 90-ми вообще мизерное) перераспределение рынка. Кто-то стал банкротом и ушел с рынка, кому-то показалось, что сейчас — самый удачный момент для расширения бизнеса. Все это закрепляется популяризацией насилия как метода достижения целей.
Собственно, вывод будет прост. Там, где нет реального государственного контроля, создается не хаос, а саморегулирование. Но саморегулирование может приобрести такие формы, что хаос может показаться раем.
Богдан Петренко
Комментарии, 27 января 2020 года
Украинская сторона в Трехсторонней контактной группе в Минске предложила три новых пункта в рамках второго этапа разведения сил и средств на Донбассе: в КПВВ «Гнутово», возле железнодорожного моста в Станице Луганской и возле Новоселовки Второй.
Как показал опыт прошлых договоренностей — встреч может не состояться, если не произойдет разведения. Предварительно, новая встреча в нормандском формате должна состояться в конце марта. И педалирование этой темы возможно только в том случае, если команда Зеленского вновь поставит самоцелью нормандскую встречу. Но такого запала уже нет, потому что предыдущая встреча не продемонстрировала реальной эффективности. Пока единственным реализованным пунктом стал обмен установленных заложников (но не всех на всех). Более того, количество обстрелов даже выросло — по меньшей мере, в январе 2020 года уже погибло в четыре раза больше военнослужащих ВСУ, чем в прошлом январе — и больше, чем среднемесячные потери прошлого года. Поэтому если не произойдет уступок со стороны РФ, Украина не будет рваться выполнять предыдущие договоренности.
Это говорит о том, что разведение сил в трех новых точках может быть перенесено на неопределенный срок. Единственным моментом, который может ускорить разведение — это потенциальная встреча президентов Украины и России, которую якобы планируют на февраль.
Что касается непосредственных точек разведения, то высока вероятность – Гнутово (якобы имеется согласование с обеих сторон). Разумеется, Украина будет противостоять точкам разведения в местах, где возможна российская экспансия на стратегические объекты — Счастье на Луганщине (выход на ТЭС) и Широкино (под Мариуполем).
Технически сложно провести разведения сил в Авдеевке, поскольку боевые действия происходят не в поле, а в промышленной застройке. Более того, выход из Авдеевки — с одной и с другой стороны — будет восприниматься как сдача большого города.
В то же время, нередки заявления о возможном восстановлении железнодорожного сообщения между контролируемыми и неконтролируемыми территориями. И это возможно — на железнодорожном мосту в Станице Луганской. Понятно, что этот вариант может поддержать и Россия, потому что железнодорожное сообщение — это восстановление связей, а интеграция пророссийского Донбасса в Украине — это одна из задач Кремля. Более того, в конце прошлого года именно у этого моста оккупанты «почему-то» осуществляли замену железнодорожного полотна.
По Новоселовке Второй — вероятно это именно тот случай, когда Украине придется пойти на уступки. Более того, рядом находится автотрасса Донецк-Славянск, которая открывает путь на Ясиноватую и — потенциальное вклинивание уже украинских войск между Донецком и Горловкой».
Богдан Петренко
Газета по украински, 23 января 2020 года
Станет ли когда-нибудь украинцев больше?
Сокращение численности населения Украины не является результатом бедности. Точнее, бедность тоже имеет значение, но об этом позже.
Во-первых, война с Россией привела не только к оккупации территории, где проживает 5 миллионов человек, а ударила и по ожиданиям. Потому что никто не дает гарантии того, что завтра РФ не возобновит наступление. Война — стимул не только к прямому, но и к опосредованному падению рождаемости. Нет уверенности в завтра — нет бэби-бума.
И я бы на месте государства не пользовался цифрой населения, которую издал Кабмин. Да, 37 млн 289 тис. — это печалька (если вы не мизантроп, конечно). Но никаких «минус 15 миллионов» за 29 лет независимости нет.
Давайте не будем легализировать российскую оккупацию. Никоим образом. Даже таким. Крым, Севастополь, Донецк и Луганск — это Украина. Около 5 миллионов украинских граждан вынуждены жить в оккупации. И от этого они не становятся не украинскими гражданами и не нашим населением.
Во-вторых. И самое главное. Рождаемость не падает из-за бедности. Она падает тогда, когда меняются ценности. Когда на первое место выходит индивидуализм, который вытесняет общественные ценности. Когда меркантильные ценности вытесняют семейные. И одни, и другие — не плохо и не хорошо. Просто разные ценности, которые приводят к снижению рождаемости.
Теперь о бедности. Временно она может отсрочить рождение ребенка. Иногда — когда отсрочка слишком длинная, это приводит к выходу за пределы репродуктивного возраста. Но у нас нет отсрочки. Мы всегда жили в ощущении экономического кризиса, при этом еще больше прибедняемся. Проблема не в бедности. Хотя иногда кризисы (2008, 2014) действительно приводили к сокращению рождаемости, а выходы из кризиса (2001, 2008) — к незначительному увеличению. Но не к кардинальному. Не до решающего для демографического кризиса.
Но бедность играет еще одну роль. Ни в одной европейской стране рождаемость не перекрывает необходимость в восстановлении населения (нигде нет в среднем 2-3 ребенка на семью). Но у них растет население за счет мигрантов, искателей лучшей доли. Поэтому, богатство страны действительно приводит к демографическому росту. Но не за свой счет, а за счет представителей других культур, которые часто более активны и настойчивы. Потому что им нужно добиться того, что у туземцев уже и так есть.
Поэтому не надо все валить на бедность и экономические просчеты. Министры у нас люди не бедные, а детей «содержать» не имеют возможности. Бедные селяне могут рожать по два-три ребенка, что «почему-то» недоступно относительно богаче них жителям метрополисов.
Богдан Петренко, для Gazeta.ua